Истоки постмодерна
Постмодерн возник не как отдельная школа мысли, а как историческое настроение — реакция на провал модернистского проекта, с его культом разума, прогресса, универсалий и метанарративов. Начало философской артикуляции постмодерна принято связывать с Францией 1960-х: Жан-Франсуа Лиотар, Жак Деррида, Мишель Фуко. Все трое занимались разбором структур власти и знания, демонтажом «больших рассказов» и деконструкцией якобы нейтральных категорий.
Лиотар в «Состоянии постмодерна» (1979) объявил смерть метанарратива — универсального объяснения исторического процесса. Фуко предложил рассматривать власть не как вертикальную структуру, а как сеть дискурсов. Деррида окончательно отказался от идеи объективного смысла, дав в руки интеллектуалов оружие тотальной критики любого текста и института.
Философски постмодерн был разрушением — но разрушением не обыденного, а фундаментального: истины, разума, морали, даже субъекта. Постмодерн отверг саму идею объективной реальности, сместив фокус на интерпретацию, игру и имитацию.
Made in USA: американская экспортная модель постмодерна
Французский постмодерн был элитарным и теоретическим. Американский — стал прикладным и массовым. В США постмодерн был сначала адаптирован в университетах — особенно в гуманитарных факультетах с конца 1980-х, где получил институциональную поддержку через «identity studies» и «critical theory». Со временем эти идеи прошли через серию институционализаций и попали в массовую культуру: через журналистику, кино, сериалы, digital-индустрию и HR-политики.
Экспорт происходил через сеть американских университетов, НКО, грантовых программ и культурную индустрию. Он совпал по времени с победой США в Холодной войне и глобальным доминированием англоязычного медиа-пространства. Постмодерн стал культурным аналогом доллара: он не столько убеждал, сколько вытеснял альтернативы.
Скромные достижения и явные неудачи
Постмодерн действительно помог деконструировать некоторые колониальные и расистские нарративы. Сыграл роль в расширении культурной репрезентации меньшинств. Породил методологический плюрализм, расширив поле гуманитарного знания.
Однако неудачи более заметны.
Постмодерн умеет разбирать, но не строить. Поэтому не смог предложить позитивную программу. Там, где модерн создавал архитектуру идей, постмодерн создаёт только критику и иронию.
Подрыв всех форм авторитета и истины ведёт не к свободе, а к релятивизму и апатии. Постмодерн возвёл цинизм в культурную норму.
Многие университетские дисциплины ушли в самообслуживание, создавая тексты, понятые лишь коллегами, но не обществом. Вызывая таким образом интеллектуальное вырождение.
Постмодерн не только не победил капитализм, но стал его идеальным союзником. В логике имитаций любой протест легко абсорбируется и превращается в товар (см. Nike и BLM, Pride и корпоративные логотипы). Общество полностью капитулировало перед рынком.
Cancel culture и другие продукты постмодерна
Cancel culture («культура отмены») — результат сплавления постмодернизма с нормативной риторикой новой морали. Это попытка компенсировать утрату универсальной истины созданием племенной морали: не важно, что сказано, важно кем. Риторика становится тотальной, различия в градациях исчезают. Ошибка в твите приравнивается к преступлению.
Её истоки лежат в представлении о власти как вездесущей — идеи, укоренённой в критической теории и поздней континентальной философии. Отсюда — навязчивая потребность выявлять «угнетения» даже там, где их нет. Поскольку истина недостижима, остаётся только борьба за повестку. Это делает «культуру отмены» агрессивным мемом: она распространяется, не объясняясь и не аргументируясь, но подавляя через страх.
Среди прочих разрушительных мемов — концепт микроагрессий и культура safe space, где политическое вытесняется требованиями психологического комфорта; административная интерсекциональность1; перформативная этика2, в которой публичный сигнал лояльности важнее действия; и, наконец, новая форма цензуры — через исключение из профессионального и публичного поля, поддерживаемое негласными санкциями со стороны институтов и страхом стать мишенью онлайн-преследования.
Вывод
Постмодерн победил. И потерпел поражение. Он взорвал старые иерархии — и не смог построить новых. Он делегитимизировал старые нормы — и оставил общество наедине с хаосом идентичностей, где нет ни истины, ни общего языка.
Как и в любом радикальном проекте, значимой оказалась только первая волна. Дальше началось серийное производство имитаций: критика без содержания, грант без идеи, мысль без напряжения. Остальное доделали бесплатная коммуникация и алгоритмы набора лайков.
Что дальше
В 2010 году Тимотеус Вермеюлен и Робин ван ден Аккер написали эссе «Заметки о метамодерне», в котором ввели идею «структурного колебания» между модерном и постмодерном как ключевую черту новой чувствительности. Метамодерн сегодня — это попытка выйти из постмодернистского тупика, не возвращаясь к модернистской наивности. Он признаёт утрату истины, но продолжает искать ценность. Это не новая парадигма, а симптом интеллектуального межвременья.
Новой сильной идеи пока нет. Одна часть интеллектуалов (я называю их реалистами) возвращается к метафизике: мы всё чаще замечаем рассуждения о христианстве как способе противостоять «исламской угрозе», с которой, очевидно, постмодерн справиться не может. Другая часть пытается изобрести новый словарь, на котором пока невозможно мыслить — и не очень понятно, зачем.
Своими соображениями на этот счёт я поделюсь в другой раз. ■
Интерсекциональность — изначально аналитическая концепция (К. Креншоу), описывающая, как пересекающиеся признаки социального неравенства (раса, гендер, класс и др.) формируют уникальные формы уязвимости; в административной практике превратилась в иерархию идентичностей, используемую для распределения институциональных ресурсов и доступа.
Перформативная этика — практика моральной сигнализации, в которой публичные жесты (извинения, признания, выражения солидарности) подменяют реальное действие; этичность измеряется не последствиями, а видимостью правильной позиции.